Не дожидаясь чем это все закончится, Малеммил подхватил товарища за подмышки и потащил прочь от этого ужасного места.

Глава 54

Никаниэль слабо понимал, что происходит. Он то терял сознание, то вновь возвращался в реальность. Судорогой свело правую руку. Рана на левой — болела так, будто ее рвала на части стая бешенных собак. Съеденная на ужин гниль периодически исторгалась наружу с фонтанами желчи. Ног же он не чувствовал в принципе.

Малеммил, не оборачиваясь, волок Ника прочь от места недавней схватки. Оттуда все еще доносились скрежещущие звуки, словно злобный исполин комкал огромный лист железа. Внезапно раздался громкий хлопок, и вдоль земли прокатилась волна воздуха, уронившая обоих эльфов.

Когда раненный принц вновь открыл глаза, на небе ярким багровым диском сияло закатное солнце. Предыдущего дня или следующего — неизвестно. Похоже время в проклятом хуторе шло по своим собственным законам.

Преодолев заросшую тропу, Малем немного углубился в лес и уложил товарища на мягкий мох. Эльф все еще пребывал в шоке от произошедшего.

Внезапно его взгляд упал на раненную руку Ника. Там, под разодранным рукавом, поперек предплечья красовались три параллельных пореза, оставленных когтями гуля. Сами по себе они не выглядели глубокими или опасными, но от каждого в стороны расползались черные метастазы гнили. Сочившиеся гноем нарывы заживо пожирали руку эльфа, вызывая страшные мучения.

Никаниэль в очередной раз согнулся в рвотном позыве и упал на землю, тяжело дыша. Его лихорадило. Рубашка насквозь промокла от пота. Тело било мелкой дрожью. Волосы слиплись.

— Ник… Твоя рука… Нужно что-то делать…

Раненный принц не ответил. Скорей всего, он даже не слышал, что к нему обращались.

Малем попытался сцедить заразу, как яд при укусе змеи, но у него ничего не вышло. Пришлось лишь только тщательно отплевываться от мерзкого привкуса во рту — проклятые брызги попали ему на губы.

Внезапно Малеммил заметил, что необычный меч, спасший им обоим жизни, все еще слабо светился, и ему в голову пришла идея.

— Ник, мне нужен твой меч. — Малем попытался забрать Люминистилл из рук товарища, но сведенные судорогой мышцы затвердели холодным камнем.

— Ладно, тогда так. — прошептал он себе под нос.

Малеммил окончательно оторвал испорченный гулем рукав и отбросил тот в сторону. Затем одной рукой, прямо поверх пальцев товарища, взялся за рукоять волшебного артефакта, другой осторожно зафиксировал клинок у острия и, вознеся молитву светлым богам, прислонил самый кончик к первому порезу.

Раздалось шипение.

От раны вверх поползла тонкая струйка черного дыма. Будто к ней прислонили не холодный меч, а раскаленный прут.

Никаниэль непроизвольно дернул рукой, и к трем параллельным ранам добавилась перпендикулярная, соединившая все остальные. Получилось некоторое подобие стилизованного изображения трехзубого гребня для волос.

— Кфхан и все его потомки! — выругался Малем. — Эй, эй, Никанор, ты слышишь меня?

Он хлопал раненного эльфа по щекам, пытаясь достучаться до разума.

И ему это удалось. Увидев осознанность во взгляде товарища, Малеммил попросил того открыть рот и вставил ему между зубов толстую палку, предварительно очищенную от коры.

— Ник, у тебя какая-то дрянь расползается по руке. Я, кажется, придумал что делать. — успокаивающим тоном говорил Малем, фиксируя зараженную конечность, встав на нее коленями с двух сторон от раны. — Будет больно, Ник. Потерпи. Демоны и бездна! Я не хочу, чтобы мой первый эльфийский друг обратился в треклятую нежить!

Ему, наконец, удалось забрать Люминистилл.

Глубоко вздохнув, Малеммил приступил к тому, что с большой натяжкой можно было назвать врачеванием. Очень медленно, тщательно выжигая всю заразу, он вел острием волшебного меча по оставленным гулем ранам. И там где зараженной плоти касалась волшебная сталь, чернота исчезала, оставляя чистый, кровоточащий порез.

То, что при этом испытывал Никаниэль трудно передать словами. Раскаленные иглы невыносимой боли плотоядными червями ввинчивались ему под кожу. Они извивались и стремились добраться до самого мозга, чтобы откусить от него лакомый кусочек. И это лишь малая часть палитры страданий в руках художника-мучителя.

Несчастный принц мычал и пускал слюни. Его тело выгибало дугой, чтобы тут же вновь бросить оземь и пустить по нему волну спазматических судорог.

Разрываемый на тысячи частиц, эльф жарко молился всем богам лишь об одном — чтобы сознание покинуло его, чтобы мучение прекратилось. Он клялся и обещал что угодно в обмен на избавление.

Но оно не приходило.

Казалось, прошли уже часы с начала экзекуции.

Никаниэль до половины разгрыз, вставленную в рот палку. Если бы не эта ветка, он бы давно уже остался без языка, откусив его в конвульсивных корчах. Правой рукой Ник неосознанно разбросал вокруг мох и, скребя ногтями по земле, раскопал узловатый корень, за который крепко держался.

Внезапно боль отступила.

Изрезанная рука по-прежнему пульсировала, истекая кровью. Но по сравнению с процессом выжигания заразы это можно было терпеть. Беглый принц едва успел отвернуть голову в сторону, и его вновь вытошнило.

Он лежал на земле и тяжело дышал. Тело, покрытое липким потом, пылало огнем.

— Ты молодец Ник, ты молодец… — уставшим голосом проговорил Малем, убирая слипшиеся волосы со лба друга. — Осталось совсем чуть-чуть…

Фраза стала последним, что услышал Никаниэль, потому что в этот момент мироздание, наконец, сжалилось над ним и подарило облегчение беспамятства.

Кое-как вынув почти раздробленную деревяшку изо рта Ника, Малем с трудом поднялся на ноги и куда-то ушел. Вернулся он довольно скоро, неся в руке пучок резко пахнувшей травы.

Сев обратно возле бесчувственного эльфа, он принялся жевать принесенное растение, одновременно распарывая оторванный рукав на лоскутки. Закончив и с тем и с другим, Малеммил как мог, прижал края раны, поместил разжеванную траву сверху и зафиксировал результат импровизированными бинтами.

Следующие три дня Малем носился с Никаниэлем, как наседка с цыпленком.

Ника лихорадило.

Его бросало то в жар, то в холод. Он метался в бреду и звал родных и близких. А в редкие минуты просветления молча смотрел в пустоту, не до конца понимая, где находится.

Малеммил нашел в лесу родник и перенес Ника поближе к источнику воды. Там же соорудил небольшой навес и развел костер, у которого грелся сами и который согревал больного принца, когда того знобило. Когда же температура повышалась — наоборот обтирал водой и обмахивал.

Еще Малем не оставлял попыток накормить товарища особыми целебными корешками, но у него ничего не получилось, а сделать из них отвар не представлялось возможным. Так что Маллемил просто время от времени поил Ника ключевой водой и молил богов о скорейшем выздоровлении товарища.

Наконец лихорадка спала, и бледный, измотанный болезнью, принц открыл глаза.

Сквозь крышу импровизированного навеса пробивались яркие лучи холодного осеннего солнца. Никаниэль лежал, укрытый одеялом из мха и лапника, под которым оказалось на удивление тепло и комфортно. Нос дразнил незнакомый аромат чего-то съестного, и давно не видевший еды желудок тут же отозвался недовольной трелью.

— Э-эй… — хриплым голосом позвал Ник и закашлялся.

На звук тут же подскочил Малеммил.

— Хвала богам, ты очнулся! — с облегчением воскликнул он. — Я уж боялся, что ты тут копыта отбросишь или вовсе в мерзость какую обратишься.

Никаниэль не без труда вспомнил последние события и хотел что-то спросить, но тут заметил в руке Малема сочную птичью голень, и его желудок вновь громогласно дал о себе знать.

— Сейчас. — тут же сориентировался Малеммил. — Я тут как раз фазана поймал. Ну и запек его в углях с кое-какими травками. Соли, правда, нет, но тут уж чем богаты.