— Юный принц, — взял слово Квиннетил, — полагаю вам известно, что дар воскрешения чрезвычайно редок, и для проведения ритуала должно быть соблюдено множество условий, одним из которых является недавняя смерть. Когда была убита леди Элельен?

— Два с половиной дня назад.

Лица жрецов помрачнели.

— Да, я знаю, что прошло много времени… Мы спешили, как могли…

— Если бы с вами был служитель Акарая, он бы мог удерживать ее душу в теле до ритуала воскрешения. — задумчиво произнес Линасаир.

— Но его не было! — вскричал Никаниэль, глазами ища поддержки у остальных.

— Истории ведь известны случаи и более поздних воскрешений. — невозмутимо подал голос Финдиор, не обращая внимания на эмоциональную вспышку принца. — Когда душа жертвы по каким-то причинам отказывалась покидать Альйон.

— Да! Она еще здесь! Она не могла бросить меня! Я… я чувствую! — Ник хватался за каждую соломинку.

— Селионэт, что скажешь? — спросил Квиннетил у первосвященницы богини эльфов.

— Ради рода Лунный Шепот, ради благополучия Эльфхейма, ради всей нашей расы, я считаю мы должны хотя бы попытаться!

Короткой, но пламенной речью жрица вселила энтузиазм и в остальных соратников, и, оттеснив принца в сторону, они принялись готовиться к сложнейшему ритуалу.

Окаменевший от напряжения, с до боли сцепленными за спиной пальцами, Никаниэль наблюдал за приготовлениями. Сначала прислужники вынули и унесли роковой кинжал. Затем, освободив тело Элельен от одежд, бережно омыв и натерев пахучими маслами, служители аккуратно переложили его в центр причудливого орнамента, который прямо на полу совместно чертили все четверо верховных жрецов.

Казалось, что каждый рисует отдельно. Элементы, выводимые одним, не были и отдаленно похожи на символы и знаки всех остальных. Но, в то же время, совместно они создавали удивительный рисунок, который прямо на ходу напитывался силами света.

Закончив, жрецы встали с разных сторон от изображения на полу и, сложив руки в особых жестах, приступили к Высшему Аркану Воскрешения.

Все говорили что-то свое: кто-то молился богам, кто-то читал заклинания — ведь высший аркан был у каждого свой. Удивительное дело, но они не мешали друг-другу, а как будто дополняли, создавая неповторимый ритуал, которого еще не видывал свет.

С каждым произнесенным словом линии на полу начинали светиться, постепенно подбираясь к фигуре в центре. То один, то другой элемент наполнялся светом, чтобы тут же заразить им следующего и следующего, и так пока не засиял весь ритуальный орнамент.

Едва это произошло, как тело Элельен дернулось и на несколько сантиметров приподнялось над полом, выгнувшись в спине. Ее руки и ноги мелко дрожали, наполняясь белым свечением, постепенно распространявшимся все дальше.

Вот уже вся эльфийка как будто пылала белым пламенем, настолько ярким, что смотреть на него было сродни попытке разглядеть форму солнца. Голоса жрецов звучат все громче. Ритуал явно подошел к своей кульминации.

И тут, на высшей ноте, когда все присутствовавшие напряглись до предела, а магии вокруг плескалось столько, что казалось ее можно трогать руками, раздался звонкий звук бьющегося стекла. В это же мгновение весь свет пропал, а тело Элельен безвольной куклой рухнуло на пол храма.

Из Никаниэля будто выдернули стержень. Отчаяние и усталость прошедших дней разом навалились на него. Его ноги подкосились и сознание покинуло принца.

— Похоже ее душа все-таки покинула пределы Альйона. — было последним что он услышал, проваливаясь во тьму.

Никаниэлю снилась Элельен.

Ее звонкий смех, ласковая улыбка, прикосновения тонких, нежных пальцев. Снились долгие прогулки по дворцовому саду, попытки спрятаться от назойливых фрейлин, милые записочки, передаваемые через доверенных слуг. Первые робкие поцелуи, а потом и более страстные. Поездки на лошадях. Совместное любование звездным небом. Снилось все то, что они так любили делать вместе.

Во сне Ник был счастлив. И тем печальней стало его пробуждение.

Он лежал на шелковых простынях огромной кровати в своих личных дворцовых покоях и не желал открывать глаз. Его тянуло обратно в мир грез, где они снова были вместе. И абсолютно не хотелось возвращаться в реальность, где ее больше нет.

— Сын, я вижу, что ты уже проснулся. Я глубоко сочувствую твоей утрате. Весь народ Эльфхейма скорбит вместе с тобой, — голос Талириона Сердце Леса был полон неподдельного сострадания, — но я хочу лично от тебя услышать, что там случилось.

Нехотя открыв глаза, Никаниэль посмотрел на правителя всех эльфов.

Длинные, прямые, серебристые волосы, чуть заостренные черты лица, ровная осанка — он выглядел так, сколько Ник его помнил. Казалось время не властно над королем, и тот застыл где-то в районе трехсотлетия. И только тонкая цепочка морщин на лбу и глубокий, полный мудрости и жизненного опыта взгляд светло-оливковых глаз выдавали в нем личность, перешагнувшую рубеж в восемь с половиной веков.

Чуть поправив серебряную тиару в виде венка из листьев, Талирион повторил:

— Ник, что произошло?

Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, несчастный эльф подробно пересказал отцу все, что случилось в тот злополучный день. Он говорил и говорил, не забывая вставлять в повествование свои мысли и предположения, и, с каждой минутой, его голос обретал все большую уверенность. А под конец истории к золотым глазам принца даже вернулся блеск жизни, будто, выговорившись, он обрел частичку былой уверенности.

Когда Никаниэль замолчал, король некоторое время сидел в тишине, обдумывая услышанное. Затем, стряхнув невидимую пылинку с изумрудного кафтана, он произнес:

— Мне тоже кажется, что без помощи с нашей стороны такой крупный отряд орков не смог бы проникнуть незамеченным столь глубоко. Причем помогала им явно не последняя личность королевства. Не хочется в это верить, но возможно это был даже кто-то из дворца.

Талирион нахмурился:

— Не понятно только кому помешала Элельен. Бедное дитя. Возможно какие-то дела ее отца…

— Кстати, могу тебя поздравить. — выражение лица монарха заметно потеплело. — Я поручил расследование своей личной гвардии и уже есть первые результаты. Шаман, которого ты привез, оказался никем иным как Зулгашем.

— Правой рукой Луг’Болга? — удивленно уточнил Ник. — Того самого? Нового амбициозного вождя, который совсем недавно возглавил Оскаленную Пасть?

— Вот именно. И теперь он жаждет великих свершений. А сейчас, хватит прогонять слуг, и поешь наконец! На тебе же лица нет. — король встал и направился к выходу, но на полпути обернулся и весело хмыкнул:

— Весь народ переживает за героя в одиночку остановившего вторжение орков.

Уже у самых дверей Никаниэль окликнул его:

— Отец, подожди! Элельен же еще не похоронили?

— Конечно нет. Ты ведь знаешь обычаи. Сейчас она находится в поместье Лунного Шепота. У семьи есть еще два дня чтобы проститься с ней. А затем, как и любого из знатного рода, ее похоронят на Аллее Предков. И, выросший над ней миллоран, будет тысячи лет напоминать нам о невосполнимой утрате нашего народа.

— Да-да, знаю. Но, пожалуйста… Отец, пусть Элельен похоронят в королевском мавзолее! — и, не давая удивленному правителю вставить слово, продолжил. — Конечно, это не по обычаям, и только члены королевской семьи удостаиваются такой чести… Но мне необходимо сохранить ее тело невредимым. Я… я верну ее!

Талирион оценивающе посмотрел на взволнованного сына:

— И как же ты планируешь это сделать? Обряд воскрешения провалился. Высшие жрецы еще полгода не смогут наколдовать ничего серьезнее блуждающего огонька…

Король замолчал, задумавшись. Ник тоже молчал в ожидании, какое решение тот примет.

— На самом деле они вообще жалеют, что пошли у тебя на поводу. Мне пришлось сильно постараться, чтобы отвратить от тебя их гнев. И лично я не знаю иных способов возвращения мертвых из царства вечного покоя.